Сказка из Ленинградской коммуналки - Ася Логинова

– Смотри мне, а то я, – начала говорить Варя, но осеклась. По звуку разбитого стекла на том конце провода можно было предположить, что квартира Ховроши осталась без фарфоровой вазы. – Юля, я тебе, походу, позже перезвоню. Я из родительского сервиза кружку разбила случайно.

– Давай, если мама тебя сама медведям не скормит, – ответила Юлиана и, весело засмеявшись, сбросила трубку. Спустившись с кровати, Вяземская встала рядом со шкафом и попыталась допрыгнуть до верхней полки, но все её попытки были безуспешны.

– Помочь? – раздался голос отца, появившегося на пороге комнаты. Юля лишь слегка кивнула, и Максим Алексеевич, подойдя к шкафу, одним движением снял сумку.

– Спасибо, – ответила Юлиана и вновь принялась разбираться в своих вещах.

– Анжелика говорила, что вы с Пашей поедете на турбазу, – проговорил отец и сел на край кровати, нервно потирая руки. Волнуется. Каждый раз начиная разговор с собственной дочерью, Максим не знал, чем он может закончиться, поэтому старался их априори избегать.

– Да, мы всей компанией уезжаем, – поправила папу Вяземская, укладывая несколько свитеров на дно сумки. – А где сама Анжелка? Не слышу её визжаний с утра.

– Уехала с подругами в спа, – отмахнулся Максим Алексеевич, уже не обращая внимания на едкие комментарии в адрес жены. – Ты сегодня опять вернулась домой ночью?

– Отмазка «была у Ховроши» тебе не подойдёт? – спросила Юля, вопросительно вскинув бровь.

– Мне нужна правда, Юль. Я твой отец и хочу знать, чем ты живёшь, – серьёзно произнёс мужчина, внимательно оглядев свою дочь. Она выросла, и очень быстро, а он совсем не знает её. Отец лишь поверхностно был в курсе её интересов и круга общения, но о том, где у неё болит и насколько ей нужна была помощь все эти годы, он просто не догадывался. А всё из-за молчания. Сидя за ужином, летя в самолёте, стоя на торжественном приёме, они никогда не говорили искренне, а только орали. Этот крик, будто бы монстр, посилился в их доме и подрастал с каждым днём, окутывая собой всё вокруг. Он пожирал их изнутри, заставлял их всё больше и больше отдалиться друг от друга, а в конце концов крик победил, вытеснив всю прежнюю любовь, царящую здесь. И свет домашнего очага погас, а вместе с ним и семья, как упавшая ваза, пошла трещинами.

– Вчера вечером мы ходили вместе с родителями Лёни в театр, а потом я осталась ночевать у них, – ответила Вяземская, пытаясь втиснуть огромную аптечку.

– А почему я с Лёней незнаком, раз у тебя такие хорошие отношения с его семьёй? – возмутился Максим Алексеевич и, взяв ящичек с лекарствами, удобно положил его в поклажу.

– Потому что они интересуются жизнью своего ребёнка, а ты нет, – усмехнулась Вяземская, так быстро застегнув молнию на сумке, что аж чуть не прищемив отцу пальцы.

– Я всегда интересуюсь твоей жизнью, – ответил мужчина, поправив на перегородке носа очки.

– Интересоваться – это не значит спрашивать только про то, что важно тебе, но и про дорогое мне, – устало вздохнув, произнесла Юля и посмотрела на отца. Выражение его лица выражало полное негодование, и бегущей строкой сверху было написано: «Я знаю про тебя всё, за кого ты меня принимаешь?». – Хорошо, какие мои любимые цветы? А как я люблю проводить свободное время? В каком городе я хочу учиться?

– Хорошо, чего-то я могу не знать, – согласно кивнул Максим Алексеевич, признав собственное поражение. – Но я же хочу это исправлять, поменять наши отношения в лучшую сторону.

– Тебе не кажется, что слишком много было упущено? – спросила Вяземская, подняв глаза на отца. В её взгляде была искренняя надежда, ей больше всего хотелось верить в правдивость слов папы, чтобы он действительно сам желал починить их семью, пока она не распалась окончательно.

– Стоит хотя бы попробовать, – произнёс Максим и неожиданно обнял дочь. Так крепко, будто бы боялся, что Юля растворится в воздухе, нежно поглаживая её по волосам, пытаясь вместить в эти объятия всю свою заботу. – Давай сегодня вместе поужинаем, время проведём.

– Да, думаю, можно, – согласно ответила Вяземская, уткнувшись в плечо отца и вдыхая его родной запах, знакомый с детства. От этого ей было тепло и спокойно, словно те трещины в жизни их семьи начали понемногу склеиваться. Идиллию прервал раздавшийся с первого этажа звонок в дверь. – Пошли вниз.

– Идём, – кивнул Максим Алексеевич и, последовав за сбежавшей за долю секунды Юлей, прошёл в коридор. Вяземская быстро открыла щеколду, впустив внутрь белобрысое чудо.

– Пап, знакомься, – начала говорить Вяземская, отряхнув с рубашки Красавцева невидимые пылинки.

– Здрасьте, я Лёня, – сказал парень и протянул правую руку. Отец внимательно оглядел Красавцева, будто бы считывая всю его прошлую жизнь.

– Максим Алексеевич, – ответил мужчина, пожав ладонь блондина. – Тебе в рубашке одной по улице не холодно, Лёня?

– Да я закалился просто, – произнёс Красавцев, кашлянув. Не говорить же отцу Юли, мол, он только что телепортировался из Петербурга, где на улице стоит небывалая жара.

– Папа, я побегу, вечером буду, – протараторила Вяземская, надевая кроссовки и накидывая куртку на плечи.

– Можете вместе приходить на ужин, – сказал Максим Алексеевич, задумчиво почесав затылок. Юлиана на мгновенье застыла, удивлённо посмотрев на отца. То ли его подменили, то ли он и правда хотел наладить отношения, но всё это определённо нравилось Вяземской и согревало сердце.

– Спасибо за приглашение, мы обязательно придём, – благодарно ответил Лёня, открывая входную дверь. – До свидания!

– Пока, пап, – произнесла Юля, и в этом простом слове «пап» для неё скрывалось нечто большее: всё её детство, трепетные воспоминания и счастливые моменты. И просто проговорив вслух обращение «папа», Юлиана будто бы подала невидимую нитку в руки отца, которая когда-то давно порвалась между ними.

– Пока, дочь, – в том же тоне и тембре голоса, сказал отец, принимая в руки кончик этой нити, зажимая его как можно крепче. Лишь бы больше не упустить. В этом мы с Максимом Алексеевичем были похожи чрезвычайно. Я тоже сейчас с небывалым трепетом старалась сохранить вновь строящийся мир своей семьи. Теперь я снова смогла увидеть своё продолжение в сестре, а отец – в родной дочери. Сейчас самой главной задачей было только сохранить это чувство и не дать этому очагу затухнуть ни за что на свете, потому что дороже семьи нет ничего, уж поверьте моему опыту.

                                    * * *

В нашей коммуналке стоял запах свежей выпечки, курочки, только-только вытащенной из духовки, старенькой мебели и дерева. Всё это было для меня родным, хоть я здесь никогда не жила, но дух настоящей ленинградской коммунальной квартирки из меня даже веником не выгонишь. Наверное, потому, что здесь живут не только мои воспоминания, но и самые близкие существа. Пускай они иногда ворчливые и крикливые, со своими тараканами и скелетами в шкафу, зато роднее их у меня нет никого. Вот скажите мне, кто, кроме Яги, будет выдёргивать меня из кровати в любое время дня и ночи? А кто, если не Колобок с Вербиным будут смешить меня своими историями? В конце концов, куда я без вечных препирательств Водяного и Пиковой Дамы? Никуда. Нечисть должна держаться вместе, сообща, поэтому и был создан наш Союз, иначе нас бы всех поодиночке отловили да зажарили бы. А так мы под защитой друг друга и даже как-то дышать легче становится.

Для меня каждый из собравшихся сегодня в квартире существ – это часть команды. И я горой готова встать за них, если это потребуется, но и с уверенностью могу заявить, что все они сделают точно так же по отношению ко мне. По крайней мере, с голода мне